Владимир Путин на "Прямой линии" в 2018 годуKremlin.ru
Завтра, начиная с 12 по Москве, Владимир Путин в 17-й раз пообщается со своим народом. Кто он, какой он — этот народ? Чего от него ждать? Некоторые в связи с волнениями на Кавказе, в Приполярье, на Урале провозглашают возобновление революционно-демократического движения. Так ли это? Обратимся к сведениям от «Левада-центра», ВЦИОМ и других социологических организаций.
Патернализм, пессимизм, пассивность
Президент будет говорить с преимущественно бедным населением: 65% российских семей не имеют никаких сбережений. Эта цифра остается более-менее стабильной с 2012 года, подчеркивают социологи. Более того, с 2013 года реальные доходы населения упали, по разным подсчетам, на 8-10%.
Какие выводы из своей бедности делают россияне? Почти 90% (данные февраля) утверждают, что положительно относятся к предпринимателям, но 60% убеждены, что из-за высоких налогов, бюрократии, административных барьеров, коррупции, отсутствия поддержки со стороны властей, больших финансовых затрат честно заниматься предпринимательством в нашей стране невозможно. Только 13% опрошенных когда-либо имели собственный бизнес и четверть хотели бы открыть свое дело, причем два года назад желающих было больше — треть.
Характерны ответы о пенсионном обеспечении: 66% рассчитывают на пенсии от государства, 55% хотели бы, чтобы обязательные отчисления в Пенсионный фонд перечислял работодатель (даже среди молодежи 18-24 лет меньше половины респондентов готовы самостоятельно распоряжаться своими отчислениями), и только 7% рассчитывают на дополнительную пенсию от негосударственного пенсионного фонда или корпоративного работодателя. Дело, конечно, и в отсутствии необходимых доходов, и в недоверии к пенсионной системе, уже несколько лет как заморозившей накопительные пенсии. Но не только — еще и в стремлении к тому, чтобы «все было как есть, по-старому».
При общей неустроенности закономерно, что мы ищем опору в своем прошлом, например в ПобедеZnak.com
Об этом же говорят данные опросов на тему участия в политике, экономического и политического протеста. Три четверти заявляют, что не собираются/скорее всего не собираются проявлять политическую активность и присоединяться к уличным протестным акциям (практика показывает, что только этим способом можно «достучаться» до властей). Если год назад, на фоне подготовки к пенсионной реформе, возможность массовых выступлений против падения уровня жизни и в защиту своих прав допускали более 40% граждан, то в феврале этого года — около 30%, а к маю — порядка 25%.
Сорок процентов не слышали о протесте против уничтожения сквера и возведения на его месте храма в Екатеринбурге, 65% не знают о выступлениях граждан в Архангельской области из-за строительства мусорного полигона, 75% впервые услышали от социологов о возмущениях в связи с переносом границы между Ингушетией и Чечней (но это не сильно расстраивает участников опросов: многие оправдывают цензуру «общественной пользой», как способ обеспечения порядка, 55% одобряют закон о штрафах за «распространение фейковых новостей»).
Но даже из тех, кто пристально следил за этими событиями, лишь треть выражают готовность принять участие в протестных акциях с политическими требованиями. «Основной тренд массового сознания — проявлять стойкость, терпение и приспосабливаться к обстоятельствам», — формулирует директор «Левада-центра» Лев Гудков.
Называемые людьми причины политической пассивности: не интересуемся политикой, политика не для рядовых граждан, заняты повседневными делами и на политику нет времени, ничего не понимаем в политике, разочаровались в политике, все равно ничего не изменить, боимся преследования властей. Выдвигать свои кандидатуры на выборы разных уровней готовы 10%, помогать общественным и партийным организациям — 30%, подписывать открытые письма и петиции, а также обращаться в органы исполнительной власти — 50%, голосовать — 70% (да и в эти цифры верится с трудом).
Путин вместо Путина
Каковы же предпочтения соотечественников? На конец мая Владимиру Путину доверяли 66%, электоральный рейтинг Путина — 48%, это почти на 30% меньше его результата по итогам прошлогодней президентской кампании и минимум с весны 2014 года. Однако как институт власти и как личность глава государства недосягаем в сравнении с правительством, губернаторами, парламентом, правоохранителями, крупными бизнесменами, церковью, губернаторами, СМИ. А самые невлиятельные в глазах россиян институты — это партии, некоммерческие организации и профсоюзы, то есть те организации, которые «в идеале» произрастают из «низовой», самой что ни на есть народной демократии.
Показательны рассуждения респондентов о «проблеме-2024». Во-первых, по словам Дениса Волкова из «Левада-центра», «большинство россиян мало думают о будущем, плохо ориентируются в политическом календаре, немногие смогут с ходу правильно назвать дату следующих президентских выборов». Во-вторых, многие, как показывают фокус-группы, проведенные в конце апреля, не сомневаются, что Владимир Путин останется президентом и после 2024 года: кто-то просто не знает о конституционных ограничениях, кто-то допускает, что Владимир Владимирович «полон сил и никуда не собирается», кто-то уверен, что «его все равно некем заменить». Если же смена персоны во главе государства все же произойдет, то (это в-третьих) новым президентом, утверждают респонденты, обязательно станет путинский преемник, у оппозиционного кандидата шансов победить на выборах, как это произошло на Украине, нет. Такой сценарий, говорят наши люди, возможен только в случае социально-экономической катастрофы и стремительного ослабления авторитета действующей власти.
Владимир Путин на совещании по подготовке к прямой линииKremlin.ru
«На том, что наиболее вероятным способом передачи власти станет назначение преемника, сходятся и сторонники, и противники Путина, — говорит Волков. — «Подберут нам приличного человека, и мы за него проголосуем». Этому сопутствует общая уверенность, что решение о преемнике будет приниматься где угодно, только не на выборах. При этом сторонники Путина приветствуют такую схему, потому что «доверяют мнению президента». В преемнике они видят гарантию, что «не будет хуже», что новый человек «ничего не сломает», «продолжит политику Путина», «сбережет то, что есть». Многие противники Путина тоже соглашаются, что преемника сначала назначат, а потом изберут на всенародных выборах. Однако в их словах сквозит обреченность: «все решат за нас», «нас никто не спросит». Демократическая смена власти, по их мнению, возможна только в «цивилизованных странах», а мы до этого уровня не доросли. И апологеты, и скептики нынешнего политического порядка сходятся в том, что после назначения преемника ничего не изменится».
«Получается, что в России в прямом соответствии с известной фразой Владимира Зеленского «все возможно», — заключает Волков. — Только в нашем контексте слова украинского президента приобретают иной смысл. В России возможно все, что предложит власть, потому что большинство избирателей заранее согласны с этим предложением».
Сами с усами
Среди политиков у Владимира Путина лишь один серьезный конкурент — Иосиф Сталин. Напомню нашумевшие итоги мартовского опроса: «суммарный уровень положительного отношения к советскому вождю достиг максимального показателя за все годы исследований: о своем восхищении Сталиным, уважении или симпатии к нему заявил каждый второй участник опроса (51%); доля тех, кто негативно относится к Сталину, испытывая раздражение, страх или отвращение, втрое ниже — 14%».
Дело опять-таки не только в «ползучей ресталинизации», осуществляемой властью и подконтрольными ей каналами пропаганды. По оценке ведущего научного сотрудника Института социологии РАН Леонтия Бызова, Сталин выступает символом порядка, справедливости, защиты угнетенных.
При этом если десятилетие назад неоправданными называли жертвы сталинской эпохи 60% опрошенных, то год тому назад — почти 50%, а в этом году — 45%. В сравнении с 1991 годом число россиян, возлагающих на Сталина ответственность за колоссальные потери в Великой Отечественной войне, сократилось вчетверо. «Сталин воспринимается как царь, который рубил головы ненавистным боярам, а жертвами становились только отдельные невиновные», — объясняет Бызов.
Лев Гудков усматривает в беспрецедентном росте уважения и симпатий к тирану «идеализацию Советского Союза как социального государства при хроническом недовольстве нынешним положением дел», персонализированное выражение запроса на государственный патернализм в связи пенсионной реформой.
Свыше 60% граждан оскорблены «вечной бедностью и неустроенностью», четверть — «отставанием от Запада». Закономерно, что примеры героического, доблестного, достойного мы находим именно в советском прошлом: Победа, Гагарин, Королев. «Отсюда и стыд за то, что развалили такое государство, особенно среди старших поколений, — описывает социолог «Левада Центра» Карина Пипия (в течение 2018 года число респондентов, говорящих о стыде за распад Советского Союза, выросло с 12% до 45%). — Современной позитивной и коллективно разделяемой идеи, вокруг которой могло бы солидаризироваться фрагментированное российское общество, без обращения к прошлому и истории в настоящее время нет».
55% считают, что для России сейчас существует военная угрозаZnak.com
Естественно, что современному российскому обществу присущи черты советского. Это сочетание «величия», «осажденной крепости» и милитаризма. По данным «Левада-центра», к концу прошлого года доля тех, кто считает Россию великой страной, выросла до 75%, 88% убеждены, что она должна сохранить за собой положение великой державы (ВЦИОМ показывает, что основными факторами «величия» россияне называют мощную армию, «силу воли и дух народа», сильного президента); более 55% заявили о существовании военной угрозы России со стороны других стран. «На фокус-группах часто можно услышать мнение, что война уже идет, только пока холодная, где США выступают против нас — «руками европейцев и украинцев», — поясняет Денис Волков.
Соответственно, армия, а также ФСБ — наиболее авторитетные институты, помимо института президентства. Почти 90% опрошенных уверены, что российская армия способна защитить страну в случае реальной военной угрозы, и это максимальный показатель за все годы наблюдений. Министр обороны Сергей Шойгу — на втором месте после Владимира Путина в рейтинге доверия. «Военный или выходец из спецслужб» — так описывают респонденты наиболее вероятного преемника действующего президента.
Революция откладывается
Итак, мы видим, что российский человек по большей части — это бедняк, рассчитывающий на помощь со стороны государства, находящийся под контролем каналов государственной пропаганды и подверженный эффекту «осажденной крепости», не проявляющий политической активности и желания «бунтовать» против своего «кормильца» (более того, практически половина опрошенных в феврале–марте этого года высказались, что страна идет в правильном направлении и, значит, трудности можно потерпеть), безусловно доверяющий президенту, армии и спецслужбам, настроенный на то, что выходцы оттуда продолжат управление государством, и вообще отвергающий перемены, но мечтающий о «сильной руке» и «былом величии».
При этом расслабляться президенту, его окружению и «вертикали» все же не стоит. По данным исследовательской группы ЦИРКОН на конец прошлого года, наиболее острыми граждане считают конфликты общества и власти (45%), бедных и богатых (40%). «Левада-центр» в тот же период фиксировал, что более половины населения не доверяют властям как таковым (рост показателя за год — 15%), а в апреле сообщил, что такая же доля осуждает принятие закона о наказании за неуважение к власти: «полоскать» ее — одно из излюбленных наших занятий. Одним словом, патернализм «с фигой в кармане»: дай — и отойди.
«Владимир Путин — плоть от плоти нашей истории, культуры и общества»Znak.com
Картина типичная и объяснимая не только советским периодом — всей многовековой российской историей, особым «культурным кодом», сложенным бескрайними пространствами и суровым климатом, византийской «симфонией» царского престола с церковью и ордынским беззаконием, абсолютизмом Ивана Грозного и Петра Великого, крепостничеством и крестьянской общиной…
Если Запад — это рационализм, индивидуализм, демократия и права человека, свобода, выбор и ответственность, договор и закон, инициатива, конкуренция и более-менее планомерное развитие, то мы — это вера в чудо, коллективизм, всепоглощающее, опекающее и порабощающее государство, покорность пополам с мятежной волей, фатализм, «понятия», право сильного, цикличность и скачкообразная гонка за мировыми лидерами.
В этом смысле президент, демонизируемый либералами до образа «кровавого диктатора», ничем не хуже общества, которым пытается управлять.
Владимир Путин с его «режимом» не явился нам из непроглядных глубин Вселенной, он плоть от плоти нашей истории, культуры и общества. Он — как мы, он и есть мы. «Я — Путин» — девиз первой четверти XXI века в России. Завтра не Путин будет разговаривать с Россией, завтра Россия будет говорить сама с собой. Как и полагается: с ужимками, поклонами, челобитными, жалобами, кляузами, бурчанием, громогласными требованиями, обнадеживающими обещаниями, миролюбивыми заверениями — с обеих, зеркалящих друг друга сторон.
Это — наша норма. Хотите по-западному? Но вышеизложенная социология подсказывает: нет никаких гарантий, что демократия по-российски, случись она сей момент, не приведет к власти куда более опасных, чем путинские плутократы, ультралевых популистов типа Уго Чавеса, а затем, по закону маятника, такую же «ультра», но правую военно-спецслужбистскую хунту наподобие пиночетовской (так что еще как сказать, что лучше, — «ужасный конец» или «ужас без конца»).
Чтобы стать и быть «как Запад», к которому мы, наряду с иррациональным, самозабвенным насмешничеством, испытываем сознательное уважение, нам нужно пройти не через очередную и бесполезную социальную и политическую, а основополагающую культурную революцию, которая отменит тысячелетние ценностные и поведенческие установки и сформирует новые.
Россию ждет культурная революция, куда мощнее большевистской. Интервью Владимира Пастухова
«Скачок к конституционализму предполагает революцию такого масштаба, с которой Россия еще не сталкивалась. Чтобы построить в России на месте империи национальное государство, необходимо пройти через такие потрясения, по сравнению с которыми большевистская революция, с точки зрения масштабности ломки стереотипов, привычек поведения и так далее, покажется детской игрой», — предупреждает политолог Владимир Пастухов.
Культурная революция не произойдет во время завтрашнего прямого эфира. Это дело не одного дня: не завтрашнего дня и не послезавтрашнего. Поговорим об этом лет через 15-20, на волне революции энергетической. И вообще не факт, что она произойдет. Остальное, включая 17-ю по счету президентскую «прямую линию», не так уж важно.
Источник: